Доверчивая
В 7 часов вечера на парковке у площади Трех вокзалов — несколько десятков человек. Бездомные и городские бедняки сидят на парапете в ожидании ужина. Сегодня это гречка с котлетой, три куска хлеба, а потом — кофе или чай.
Наша собеседница — тоненькая женщина восточного вида с короткой темной стрижкой и смуглой кожей. Карие добрые глаза, под глазом — фингал. На ногтях — облупившийся лак. Но выглядит она очень чисто и опрятно, видно, что улица — не ее дом. Она стоит с черным чемоданом в руке и очень просит ее не фотографировать: «Я из интеллигентной семьи». Но соглашается поговорить.
Ее зовут Матлюба, ей 60 лет. Совсем недавно Матлюбу обокрали на Казанском вокзале — она собиралась домой, в Самару. Ей пришлось провести несколько ночей на улице. По вечерам она приходила сюда поесть, а ночевала у вокзала.
— Я работаю комплектовщиком в «Фамилии», это бренд одежды. Приехала в Москву, потому что моей дочке сказали срочно операцию делать. Ну, думаю, что-то заработаю. Это было в апреле. Взяла 30 дней вахту, отработала. Приехала 18 мая на Казанский вокзал, купила билет и села. Сумка у меня, дура я старая, открытая лежала. Я дочке позвонила. Говорю, купила билет, завтра сяду, 20-го уже буду в Самаре. Смотрю — у меня ничего нету. Паспорт, три карты банковские, телефон, планшет моего внука… Все украли.
Она пошла в полицию, но ее оттуда выгнали, «как бомжиху». На улице она заработала свой синяк под глазом; под видом помощи другие бездомные пытались обмануть ее: одна женщина предложила Матлюбе, чтобы дочка скинула ей на карту деньги, а Матлюба бы их сняла. «Нашла дурочку», — ворчит она.
Помогли благотворительные организации, в том числе фонд «Доктор Лиза», «Ночлежка» и «Ангар спасения». Благодаря им ей удалось подать документы на восстановление паспорта и купить билет домой. Волонтеры «Ночлежки», где она ужинала почти неделю, пообещали дать ей паек в дорогу.
Матлюба показывает мне билет на поезд — боится, что я не верю ее истории: «Вы думаете, я вру вам? Я не люблю врать! Никогда не вру».
Но семье о том, что несколько дней ей пришлось провести на улице, она не рассказала. «Так загорела под этим солнцем… Неделю из дома не выйду теперь. Стыдно очень!» Спрашивает, виден ли фингал под глазом, сильно стесняется.
— Я всем такого желаю: увидите хороших женщин — помогите им. Я всем говорю здесь, кого вижу, даже пьющим. Я говорю: тебе помогут — иди туда и туда. Чего ты опускаешься? Нельзя так жить, это не жизнь.
Искатель ощущений
Крепкий высокий мужчина — Эдуард! — в кепке и сланцах на босу ногу, требует взять у него интервью. «Давайте видео сразу!» — предлагает он, но быстро соглашается на диктофон и фото. Он говорит жадно, хоть и с трудом, много жестикулирует. Он явно пьян — половину разговора плачет, слезы текут по лицу и крупными каплями падают на землю. Запах алкоголя — не резкий, но уже как будто въевшийся в него — выдает в Эдуарде алкоголика.
— Я приехал из Тобольска. Город Тобольск, Тюменская область. Мне надоело все дома. Я решил просто картинку поменять. Раз в пятилетку мне приходит в голову такое. Меня достало все. Есть у меня две дочери, оказывается, две внучки уже. Я не знал до недавнего времени.
У Эдуарда, судя по его рассказам, жизнь насыщенная: детей и женщин у него немало. Проблемы с алкоголизмом начались 25 лет назад, когда ему изменила первая жена.
— У меня был тогда первый срыв, связанный с алкоголем. С 31 декабря по 13 января пил, как одни сутки. Я просто ходил по Тобольску, в руке — ножик-«бабочка», я его не выпускал из рук. Мой комбат в армии говорил: «В экстренной ситуации все, что у вас в глазах, — это мишень. Все, что у вас в руках, — это оружие».
Тогда обошлось: на улице ему не попалась ни одна «мишень». Вернувшись через две недели домой, Эдуард с горя избил жену.
— А сейчас мне звонят и говорят, что мой двенадцатилетний сын от второй жены пытается во дворе отстроить структуру криминальную. Когда ему было шесть лет, его поставили на учет в комнату полиции. Когда ему было пять лет, я ему дал кинжал и сказал: «Когда отец уходит на войну, сын остается самым старшим, ответственным за всю семью. Славяне всегда поступали так».
Со второй семьей тоже не сложилось: жена даже подавала на лишение Эдуарда родительских прав, но суд отказал ей. И вот 5 января этого года Эдуард решил «сменить обстановку» — приехал в Москву. Устроился монтажником технологических трубопроводов.
— Первые полтора месяца прекрасно все платили. Расчет раз в две недели. А потом раз — и забуксовало что-то. И тут выясняется, что одна сумма должна прийти к нам, а приходит другая. Начинаем высчитывать. Выводим на чистую воду бригадира. Короче, мы с ним поссорились, он меня ударил хорошо. Он мне сел на грудь правой коленкой, левой рукой схватил меня за кадык и душил. А правой бил по башке. Я говорю, ты чего, задушить меня хочешь? Он говорит: да! Но меня отпустил. Я собрал все, что было. Оделся и ушел. Все на этом кончилось. Зарплата развалилась, бригада развалилась. Все пошло по ***** [не туда]. На этих словах Эдуард плачет. «За это время я ***** [потерял] все: паспорт, телефон, патефон, магнитофон.
Пока была связь, пытался связаться со своими близкими, просил 500–1000 рублей. Покушать. Сигарет пачку купить».
Денег ему не прислали.
Зато он уверяет, что прямо сейчас в МФЦ на улице Люблинской, 53, восстанавливают его паспорт: заявление уже написано, даже фото сделано, «осталось только доехать и госпошлину заплатить. И буквально через несколько дней мне дадут справку о том, что я подал заявление об утере паспорта. У меня справка будет, чтоб я хотя бы работал. Работа уже есть. На складе работать, бирки вешать на одежду», — говорит он, все еще плача и обнимая меня на прощание.
Выход с улицы
Мы привыкли думать, что тяжелее всего бездомным зимой — если не замерзнешь насмерть, то наверняка получишь обморожение. Но и летом им непросто: проблемы со здоровьем — те же обморожения, полученные зимой, могут только усугубиться.
«И, конечно, встает проблема передвижения в транспорте, — говорит Илья Кусков, директор приюта «Теплый дом». — Когда человеку сложно помыться, сложно поменять одежду, он резко ограничен в возможности переехать. В летнее время это ощутимее, чем в зимнее. Это порождает проблему поиска работы, реабилитации. Все это вырастает в такой ком».
Илья говорит, что в Москве работают лишь четыре санитарных пропускника, где бездомные могут помыться и обработать одежду.
Три из них открыты правительством Москвы и один — фондом «Милосердие». Но этого критически мало для тысяч людей, живущих в Москве на улице.
В Москве, где «Ночлежка» так и не смогла открыть прачечную для бездомных в Савеловском районе из-за протестов местных жителей, санитарные проблемы бездомных особенно болезненны: в Санкт-Петербурге, например, такая прачечная существует с 2016 года.
«Будь бы таких пропускников больше, проблема пренебрежительного отношения к этим людям была бы решена, — уверен Илья. — Они бы ничем не отличались от остальных. Но эта услуга развита плохо, люди плохо выглядят, плохо пахнут, плохо выздоравливают».
